На другой стороне стола спорили Оррик и Брукман. Мандамус, похоже, гадал жене капитана Блевинса по руке. Филипп разговаривал с одним из механиков «Надии». Эндо прилагал все силы, чтобы поддержать беседу со своим коллегой-штурманом.
Хисако старалась не смотреть все время на Филиппа.
Впервые они встретились у него на танкере на такой же вечеринке. Это случилось через несколько дней после того, как закрыли канал. Капитан Эрваль с «Надии» предложил устроить неформальную встречу офицеров всех трех судов, пассажиры тоже были приглашены.
Хисако разговаривала с миссис Блевинс. Жена капитана «Надии» была высокой стройной женщиной, которая всегда хорошо одевалась и никогда не появлялась на людях без легкого, но, очевидно, тщательно наложенного макияжа, однако ее лицо, как показалось Хисако, всегда выражало вежливо скрываемое смущение, как будто все говорили ей что-то неприятное, а она не решалась прервать собеседника или что-то ему возразить.
— Извините, мадам Блевинс.
Хисако обернулась и увидела высокого, темноволосого французского офицера, который сначала смотрел на госпожу Блевинс, а потом взглянул на нее и слегка улыбнулся. Их уже представляли друг другу; его звали Филипп Линьи. Он слегка поклонился, сначала американке, потом Хисако.
— Мадемуазель Онода?
— Да? — вопросительным тоном откликнулась Хисако.
— Вас вызывают по рации. Это из Токио. Некто мсье… Морье?
— Мория, — поправила она, забавляясь его акцентом.
— Он сказал, что это срочно. Он ждет. Я могу вас проводить к рации?
— Да, спасибо, — ответила она. — Это мой агент, — пояснила она миссис Блевинс.
— Мистер десять процентов, да? Задайте ему жару, милочка.
Хисако шла за молодым французом, восхищаясь его спиной и думая о том, как было бы приятно прикоснуться к этим плечам, но тут же остановила себя, подумав, что, должно быть, слишком много выпила.
— Ух ты, подъемник! — воскликнула она. Филипп жестом предложил ей первой войти в маленькую кабинку лифта.
— На современных судах мы становимся… decadent, - сказал он, проходя за ней следом и нажимая верхнюю кнопку.
Она улыбнулась слову «decadent», но потом подумала, что его английский в десять раз лучше ее французского.
В кабине лифта было тесно, и они невольно соприкасались руками. Ее смущало столь близкое соседство. От Филиппа пахло каким-то незнакомым лосьоном или одеколоном. Лифт гудел, и вибрация отдавалась у нее в ногах. Она откашлялась, собираясь что-нибудь сказать, но так ничего и не придумала.
— Радио — это почти то же самое, что и telephone.
Радист уступил ей свое место, она села, и Филипп протянул ей трубку. Стена перед ней пестрела маленькими экранами, лампочками, циферблатами и кнопками; там было еще несколько трубок наподобие телефонных и несколько микрофонов.
— Спасибо.
— Я подожду вас там, на мостике, — сказал он, показав рукой, в какую сторону надо идти; она кивнула. — Когда кончите говорить, повесьте… трубку вот сюда.
Хисако снова кивнула. Из трубки, которую она держала в руке, уже доносился скрипучий голос господина Мории. Филипп Линьи закрыл за собой дверь, а она вздохнула, гадая о том, какое неотложное дело заставило господина Морию разыскать ее даже здесь.
— Хисако?
— Да, господин Мория?
— Слушай, у меня отличная мысль! Я подумал, что если я найму вертолет…
Господин Мория сдался минут через десять, немного успокоенный тем, что управление канала рассчитывает открыть движение в ближайшие дни. Хисако вышла из радиорубки (здесь даже пахнет… электроникой, подумала она про себя) и прошла по короткому коридорчику к освещенному красным светом мостику, где тоже повсюду мигали маленькие лампочки.
Мостик оказался очень длинным (или широким, подумала она), он был набит еще более сложными приборами, чем радиорубка; всевозможные панели, рычаги, кнопки и экраны мерцали в странном рубиновом свете ламп, горевших на потолке. За наклонно расположенными окнами темнело озеро, в отдалении светились огни «Накодо», до которого было около километра. Чуть дальше она заметила другие огни; наверное, это был Гатун — обыкновенно он был не виден, так как его заслоняли острова, лежавшие между отмеченной буями территорией озера, где стояли суда, и городом. Она подошла к штурвалу; он оказался маленьким, не больше руля спортивного автомобиля. Дотронулась до него.
— Плохие новости?
Она вздрогнула (и мысленно порадовалась, что в этом рубиновом свете нельзя заметить, как она покраснела), затем повернулась к Линьи, который появился из другого залитого красным светом помещения за мостиком.
Она покачала головой.
— Нет. Мой агент беспокоится; через две недели я должна была играть в Европе, и вот… — она выразительно развела руками, — … похоже, я не попаду туда вовремя.
Он сочувственно вздохнул и медленно кивнул ей с высоты своего роста. В этом рубиновом свете его лицо казалось гладким, как театральная маска. Она ожидала обычных вопросов: почему она не полетела на самолете? Посетит ли она его страну? И так далее, но он просто медленно отвел взгляд. Она заметила, что он держит в руках планшетку с зажимом.
— Извините, — сказал он, — я позову кого-нибудь, чтобы вас проводили обратно. Я не могу отсюда уйти… сейчас моя вахта.
— Я сама найду дорогу, — сказала она.
— Bien.
— Я удивилась, сколько тут всякой техники, — обвела она взглядом пульты управления и экраны. — Все так сложно…
Он пожал плечами. Она увидела, как они приподнялись и опустились.